...Этой ночью я закутался в тонкое одеяло Ургов и уселся на палубе. У меня было назначено свидание, и я не собирался его откладывать! Тихо, чтобы не потревожить загорелого здоровяка, несущего вахту возле кормового весла Чинки, я прошептал: Хугайда, – и волшебный ветер тут же ласково растрепал мои волосы. Я сделал вдох, осторожный, как первый поцелуй. Воздух был горячим и ароматным – он пах не влагой и свежестью, как положено морскому ветру, это был незнакомый запах, сладковатый и терпкий, странная смесь аромата сандалового дерева и степной травы… На этот раз ветер не собирался демонстрировать мне свою веселую силу, он был нежным и умиротворяющим – таким умиротворяющим, что я сам не заметил, как задремал.
А когда меня разбудили первые лучи белобрысого солнышка, я открыл глаза и обнаружил, что пока я спал, мир стал настолько прекрасен – у меня дыхание перехватило! Впрочем, в окружающем мире не произошло никаких разительных перемен. Изменился я сам: человек, который проснулся этим утром на палубе Чинки, был именно таким парнем, каким я всегда мечтал стать: мужественным, веселым и абсолютно равнодушным к собственной участи – не на словах, а на самом деле… Разумеется, это чудо произошло со мной не впервые. И раньше случались в моей жизни такие мгновения – мощные и опасные, как вспышки на солнце, но куда менее продолжительные, чем это замечательное природное явление. Но сейчас я чувствовал, что у меня есть шанс растянуть это изумительное мгновение, удержать его при себе, балансируя с отчаянием канатоходца, который работает без страховки… Я решил, что надо бы умыться, но вместо того, чтобы идти к бочке с водой и поливать себя из кувшина, я просто снял одежду и сиганул в темную зеленую воду, не задумываясь о последствиях: как я буду догонять парусник после того, как искупаюсь, как вскарабкаюсь на палубу, и все такое – кажется, я вообще утратил способность задумываться о последствиях своих поступков… Опасно для жизни, конечно, но руки развязывает!
Я с удовольствием поплавал в теплой морской воде, а потом несколькими мощным гребками догнал шустрого Чинки. Теоретически, это было совершенно невозможно, но меня подгонял мой волшебный ветер, так что понятие невозможно вычеркивалось из моего личного словаря – по крайней мере, до поры, до времени… Я взял такой разгон, что взобраться на палубу без всяких там вспомогательных средств оказалось плевым делом – я и сам не заметил, как там очутился. Прежний Макс – или Ронхул, какая, к черту, разница! – ни за что не справился бы с таким трюком, но я и бровью не повел: зачем тратить время и силы на такое бесполезное занятие как удивление… Через минуту я уже насухо вытерся, оделся и снова уселся на гладкой поверхности палубы. Матросы Хэхэльфа косились на меня с суеверным ужасом: мое купание произвело на них неизгладимое впечатление. Я открыл было рот, чтобы сказать им: ерунда, ребята, не обращайте внимания! – но понял, что эта фраза прозвучит фальшиво и напыщенно, так что лучше просто промолчать – что тут скажешь!
– Ты сияешь, как новенький щит, Ронхул! – удивленно сказал Хэхэльф. – Ребята говорят, ты тут такие чудеса вытворял…
– Никаких чудес, просто искупался, – улыбнулся я.
– Просто?! – недоверчиво переспросил он.
Я молча кивнул.
– Ничего себе! С тобой и правда какие-то чудеса творятся, как я погляжу, – настороженно сказал он.
– Это верно, – мечтательно согласился я.
Весь день я был дрянным собеседником: никак не мог убедить себя, что у меня действительно есть необходимость общаться с людьми. Я не знал, о чем с ними говорить, и зачем это нужно. Впрочем, к вечеру проблема коммуникации уладилась сама собой: я немного привык к произошедшим со мной переменам и понял, что небо не рухнет на землю, если таинственный незнакомец, в которого я превратился, будет вести себя, как старый добрый Макс, у которого, несомненно, имелись свои достоинства – чего зря людей пугать! Так что за ужином я вовсю развлекал Хэхэльфа и его команду своей болтовней. Получалось не хуже, чем прежде. Даже лучше.
– И все-таки, что с тобой стряслось, Ронхул? – спросил Хэхэльф, когда мы устроились на корме за очередным кувшинчиком из его запасов.
– Что-то замечательное, – честно сказал я. – Сам не знаю, как объяснить…
– Утром ты был похож на одержимого, – заметил он.
– Думаю, так оно и есть, – улыбнулся я. – Не так уж это плохо, дружище! Скорее наоборот – если ты одержим древним ветром Хоманы… По крайней мере, теперь я не сомневаюсь, что мы с тобой действительно здорово повеселимся в Альгане! Кстати о веселье… Хочешь, открою тебе один секрет?
– Какой такой секрет? – оживился Хэхэльф.
– Варабайба мог сразу отправить меня домой, – усмехнулся я. – Ему это ничего не стоило. Он хорошо меня провел: все ходил вокруг да около, запугивал меня своими историями о неведомых мирах и полной утрате памяти… Вранье все это было!
– Откуда ты знаешь? – изумился Хэхэльф.
– Понятия не имею, откуда. Но знаю, – я даже рассмеялся от избытка чувств. – Сегодня утром я проснулся счастливым обладателем ответов на многие вопросы – в том числе, и на те, которые никогда не собирался задавать.
– И все-таки я не понимаю, – растерянно сказал он.
– Я и сам не очень-то понимаю. Просто теперь я знаю без тени сомнения – так словно побывал в его божественной башке и перерыл там несколько сундуков – что Варабайба водил меня за нос. Бог он там, или нет, а очень могущественный тип, это точно! Но он решил, что просто отпустить меня домой – это слишком скучно. Опять же, в этом случае от меня не будет никакой пользы… А вот отправить меня обратно в Альган, чтобы я помог тебе устроить там переполох – именно то, что нужно!
– Ладно, положим ты прав… Тебе виднее, наверное, – задумчиво кивнул Хэхэльф. – И ты так спокойно к этому относишься? Что-то не верится!
– Еще вчера вечером я бы рвал и метал, – кивнул я. – Или, чего доброго, ревел бы, как девчонка, с меня сталось бы… Думаю, именно поэтому вчера я ни о чем не догадывался. И не догадался бы, если бы мне не стало абсолютно безразлично – и это открытие, и вообще все… Знаешь, наверное такие вещи всегда происходят очень вовремя, или не происходят вовсе!
Потом Хэхэльф отправился спать, а я снова остался сидеть на палубе. Мой ветер пришел ко мне, не дожидаясь приглашения, он закружил меня и унес куда-то в ночную темноту, словно я был невесомым комочком пыли… Наутро хэхэльфовы матросы с ужасом рассказывали мне, что я просто исчез, а незадолго до рассвета снова появился на палубе, а мой дотошный друг пытался выяснить, куда я подевался. Никуда я не подевался, – ворчливо заявлял я, прекрасно понимая, что слова в этой фразе надо поменять местами: подевался в никуда, – мог бы получиться почти правдивый ответ… Мне не хотелось разбираться в этих чудесах: у меня слишком тяжелый взгляд, и я всегда старался не смотреть пристально на то, что мне дорого, а мои странные отношения с живым древним ветром этого мира сейчас казались мне единственным, что имеет значение. Даже возвращение домой, надеждой на которое я жил с того дня, как очнулся в камине Таонкрахта, сейчас казалось мне чем-то необязательным, своего рода морковкой, подвешенной перед мордой не слишком голодного осла…
